«Из всех сибирских городов самый лучший — Иркутск»
29 января 1860 года, ровно 165 лет назад, родился Антон Палыч Чехов. Даже те, кто не читал «Ионыча» и «Человека в футляре», не смотрел «Чайку» и «Вишнёвый сад» — даже они, наверняка, слышали, что «в человеке должно быть всё прекрасно»! А значит, почтить память одного из главных классиков русской литературы просто обязаны.
Но иркутяне – обязаны вдвойне! Ибо 135 лет назад Чехов почтил визитом и наш город. И не только визитом. 30-летний писатель написал об Иркутске немало интересного и познавательного...
«Все были удивлены. Куда, зачем?»
Зачем Чехов поехал в Сибирь, куда в те времена не летали самолёты и даже поезда не ходили (до закладки Транссиба в 1890 году оставался ещё год)?
Публицист Михаил Меньшиков вспоминал:
«Все были удивлены. Куда, зачем? Молодой беллетрист, любимый публикой, талант которого создан «для вдохновений, для звуков сладких и молитв», — и вдруг отправляется на каторгу!»
И всё же Чехов поехал. И отнёсся к путешествию со всей серьёзностью: приобрёл в дорогу офицерское непромокаемое пальто из кожи, полушубок, сапоги, револьвер и финский нож «для резания колбасы и охоты на тигров». А ещё тщательно проштудировал всё, что нашёл о Сахалине – в книгах по истории, этнографии и даже тюрьмоведению.
«Голодал, как собака!»
81 день добирался Чехов до конечной точки своего путешествия. На лошадях, лодках, иногда пешком, преодолел всю Сибирь – от Тюмени до Иркутска. Весна, которую писатель выбрал для поездки, преподнесла ему всевозможные сюрпризы – от разлива рек и жуткой распутицы до первых лесных пожаров, в дыму которых задыхались путники.
Новый опыт, который приобретал Антон Павлович по ходу путешествия, был для него бесценен. «Знаете, что значит мокрые валенки? Это сапоги из студня» — писал Чехов в письмах. Прежние проблемы и трудности теперь казались далёкими и ненастоящими. Оказалось, что есть более простые и насущные беды:
«Всю дорогу я голодал, как собака. <…> Даже о гречневой каше мечтал. По целым часам мечтал».
Ещё не доехав до Сахалина, Чехов осознаёт, как много дало ему путешествие. Из Иркутска он пишет брату:
«Сибирь есть страна холодная и длинная. Еду, еду и конца не видать. Интересного и нового вижу мало, зато чувствую и переживаю много. Воевал с разливами рек, с холодом, с невылазною грязью, с голодухой, с желанием спать… Такие ощущения, которые в Москве и за миллион не испытаешь».
«Совсем Европа…, но всё адски дорого»
После Томска, который показался Чехову «свиньёй в ермолке и моветоном», и даже «интеллигентного города» Красноярска, Иркутск привёл писателя в полный восторг.
Писатель поселился в приличной гостинице «Амурское подворье» в центре города (ныне — улица Фурье), первым делом отмылся в бане и нарядился во всё новое, чистое и даже «щеголеватое».
Придя в себя после утомительной дороги, Чехов гуляет по Иркутску и рассматривает город. Вот что видит столичный гость:
«Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы… Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться. Есть трактир "Таганрог"».
Смотрит по сторонам и продолжает:
«Тротуары деревянные…. В Иркутске рессорные пролетки. Он лучше Екатеринбурга и Томска. Совсем Европа!»
Подмечает Чехов и бытовые моменты, например, цены на продукты:
«Сахар 24 коп., кедровые орехи 6 коп. за фунт».
От цепкого взгляда писателя не ускользает то, чем сибирский город в те годы явно отличался от столицы.
«Пью великолепный чай, после которого чувствую приятное возбуждение. Вижу китайцев. Добродушный и неглупый народ. Есть великолепная кондитерская, но всё адски дорого».
То ли Крым, то ли Швейцария…
«Отсюда еду на Байкал, потом в Читу, Сретенское, где меняю лошадей на пароход, и плыву по Амуру до своей цели» - пишет Чехов из Иркутска от своих дальнейших планах.
«На Байкал» означало тогда примерно то же, что и для современных москвичей и питерцев, прилетевших в Иркутск, чтобы увидеть «славное море». Да, да! Антон Павлович тоже поехал… в Листвянку!
Путь писателя лежал из Иркутска вдоль Ангары – примерно там, где ездим сегодня к Байкалу и мы. И удовольствие от поездки Чехов испытывает невероятное:
«Мне было так хорошо, что и описать нельзя. Это, вероятно, после сиденья в Иркутске и оттого, что берег Ангары на Швейцарию похож».
Первые чеховские впечатления от Листвянки – весьма неожиданны для нас сегодняшних, привыкших ругать популярное местечко за нарушение всех эстетических норм в обустройстве и оформлении. Классику русской литературы всё видится несколько иначе:
«Станция Лиственичная расположена у самой воды и поразительно похожа на Ялту; будь дома белые, совсем была бы Ялта».
А вот состояние общепита в Листвянке и цены на продукты со времён Чехова совершенно не изменились! Он справедливо замечает:
«Население питается одной только черемшой. Нет ни мяса, ни рыбы; молока нам не дали, а только обещали. За маленький белый хлебец содрали 16 коп. Купил я гречневой крупы и кусочек копченой свинины, велел сварить размазню; невкусно, но делать нечего, надо есть».
«Целый месяц видел восход солнца»
Через несколько дней писатель навсегда покинул Листвянку и направился в конечной цели своего путешествия. Но, несмотря на тяготы своих странствий, Чехов со всей мудростью мыслителя и художника понял главное: бытовые трудности – ничто в сравнении с огромными впечатлениями от красоты настоящей жизни, с которой он соприкоснулся в Сибири.
«Многое я видел и многое пережил, и всё чрезвычайно интересно и ново для меня не как для литератора, а просто как для человека. Енисей, тайга, станции, ямщики, дикая природа, дичь, физические мучительства, причиняемые дорожными неудобствами, наслаждения, получаемые от отдыха, — всё, вместе взятое, так хорошо, что и описать не могу. Уж одно то, что я больше месяца день и ночь был на чистом воздухе — любопытно и здорово; целый месяц ежедневно я видел восход солнца от начала до конца»…
Автор материала
