«Из всех сибирских городов самый лучший — Иркутск»
Две важных чеховских даты, которые непременно стоит отметить в 2025 году
Иркутск, "Сибирская гостиница", ул. Большая (Карла Маркса), 1890 г. Фото nature.baikal.ru
29 января 1860 года, ровно 165 лет назад, родился Антон Палыч Чехов. Даже те, кто не читал «Ионыча» и «Человека в футляре», не смотрел «Чайку» и «Вишнёвый сад» — даже они, наверняка, слышали, что «в человеке должно быть всё прекрасно»! А значит, почтить память одного из главных классиков русской литературы просто обязаны.
Но иркутяне – обязаны вдвойне! Ибо 135 лет назад Чехов почтил визитом и наш город. И не только визитом. 30-летний писатель написал об Иркутске немало интересного и познавательного...
Зачем Чехов поехал в Сибирь, куда в те времена не летали самолёты и даже поезда не ходили (до закладки Транссиба в 1890 году оставался ещё год)?
Публицист Михаил Меньшиков вспоминал:
«Все были удивлены. Куда, зачем? Молодой беллетрист, любимый публикой, талант которого создан «для вдохновений, для звуков сладких и молитв», — и вдруг отправляется на каторгу!»
И всё же Чехов поехал. И отнёсся к путешествию со всей серьёзностью: приобрёл в дорогу офицерское непромокаемое пальто из кожи, полушубок, сапоги, револьвер и финский нож «для резания колбасы и охоты на тигров». А ещё тщательно проштудировал всё, что нашёл о Сахалине – в книгах по истории, этнографии и даже тюрьмоведению.
81 день добирался Чехов до конечной точки своего путешествия. На лошадях, лодках, иногда пешком, преодолел всю Сибирь – от Тюмени до Иркутска. Весна, которую писатель выбрал для поездки, преподнесла ему всевозможные сюрпризы – от разлива рек и жуткой распутицы до первых лесных пожаров, в дыму которых задыхались путники.
Новый опыт, который приобретал Антон Павлович по ходу путешествия, был для него бесценен. «Знаете, что значит мокрые валенки? Это сапоги из студня» — писал Чехов в письмах. Прежние проблемы и трудности теперь казались далёкими и ненастоящими. Оказалось, что есть более простые и насущные беды:
«Всю дорогу я голодал, как собака. <…> Даже о гречневой каше мечтал. По целым часам мечтал».
Ещё не доехав до Сахалина, Чехов осознаёт, как много дало ему путешествие. Из Иркутска он пишет брату:
«Сибирь есть страна холодная и длинная. Еду, еду и конца не видать. Интересного и нового вижу мало, зато чувствую и переживаю много. Воевал с разливами рек, с холодом, с невылазною грязью, с голодухой, с желанием спать… Такие ощущения, которые в Москве и за миллион не испытаешь».
После Томска, который показался Чехову «свиньёй в ермолке и моветоном», и даже «интеллигентного города» Красноярска, Иркутск привёл писателя в полный восторг.
Писатель поселился в приличной гостинице «Амурское подворье» в центре города (ныне — улица Фурье), первым делом отмылся в бане и нарядился во всё новое, чистое и даже «щеголеватое».
Придя в себя после утомительной дороги, Чехов гуляет по Иркутску и рассматривает город. Вот что видит столичный гость:
«Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы… Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться. Есть трактир "Таганрог"».
Смотрит по сторонам и продолжает:
«Тротуары деревянные…. В Иркутске рессорные пролетки. Он лучше Екатеринбурга и Томска. Совсем Европа!»
Подмечает Чехов и бытовые моменты, например, цены на продукты:
«Сахар 24 коп., кедровые орехи 6 коп. за фунт».
От цепкого взгляда писателя не ускользает то, чем сибирский город в те годы явно отличался от столицы.
«Пью великолепный чай, после которого чувствую приятное возбуждение. Вижу китайцев. Добродушный и неглупый народ. Есть великолепная кондитерская, но всё адски дорого».
«Отсюда еду на Байкал, потом в Читу, Сретенское, где меняю лошадей на пароход, и плыву по Амуру до своей цели» - пишет Чехов из Иркутска от своих дальнейших планах.
«На Байкал» означало тогда примерно то же, что и для современных москвичей и питерцев, прилетевших в Иркутск, чтобы увидеть «славное море». Да, да! Антон Павлович тоже поехал… в Листвянку!
Путь писателя лежал из Иркутска вдоль Ангары – примерно там, где ездим сегодня к Байкалу и мы. И удовольствие от поездки Чехов испытывает невероятное:
«Мне было так хорошо, что и описать нельзя. Это, вероятно, после сиденья в Иркутске и оттого, что берег Ангары на Швейцарию похож».
Первые чеховские впечатления от Листвянки – весьма неожиданны для нас сегодняшних, привыкших ругать популярное местечко за нарушение всех эстетических норм в обустройстве и оформлении. Классику русской литературы всё видится несколько иначе:
«Станция Лиственичная расположена у самой воды и поразительно похожа на Ялту; будь дома белые, совсем была бы Ялта».
А вот состояние общепита в Листвянке и цены на продукты со времён Чехова совершенно не изменились! Он справедливо замечает:
«Население питается одной только черемшой. Нет ни мяса, ни рыбы; молока нам не дали, а только обещали. За маленький белый хлебец содрали 16 коп. Купил я гречневой крупы и кусочек копченой свинины, велел сварить размазню; невкусно, но делать нечего, надо есть».
Через несколько дней писатель навсегда покинул Листвянку и направился в конечной цели своего путешествия. Но, несмотря на тяготы своих странствий, Чехов со всей мудростью мыслителя и художника понял главное: бытовые трудности – ничто в сравнении с огромными впечатлениями от красоты настоящей жизни, с которой он соприкоснулся в Сибири.
«Многое я видел и многое пережил, и всё чрезвычайно интересно и ново для меня не как для литератора, а просто как для человека. Енисей, тайга, станции, ямщики, дикая природа, дичь, физические мучительства, причиняемые дорожными неудобствами, наслаждения, получаемые от отдыха, — всё, вместе взятое, так хорошо, что и описать не могу. Уж одно то, что я больше месяца день и ночь был на чистом воздухе — любопытно и здорово; целый месяц ежедневно я видел восход солнца от начала до конца»…